Трудна была жизнь на кубанской границе. Жителям станицы надо было все время соблюдать осторожность и бдительность, в противном же случае все могло окончиться смертью или пленом. В плен горцы предпочитали брать в основном женщин и детей, хотя попадали за Кубань и казаки. Так, в сентябре 1832 г. горцами был пленен казак Герасим Антонов. В 1857 г. –жительницы станицы Ксения, Евдокия и Варвара Филимоновы, причем, первая была убита. Но, пожалуй, самым опустошительным было нападение горцев в 1831 г. Несмотря на то, что казаки упорно защищались, силы были неравны. Горцы, потеряв 13 человек, сумели захватить в плен 159 душ обоего пола, были убиты 10 мужчин и 1 женщина, ранены 8 мужчин и 4 женщины, имущества и скота всего было захвачено на сумму 17679 рублей. Донские и линейные казаки при обратном следовании закубанцев сумели отбить большую часть скота (1582 головы), однако "…ни одного пленного как писал историк Ф. А. Щербина, - горцы не выпустили из рук”… В числе пленных в основном оказались женщины и дети из семей казаков Просвирина, Кутузова, Котлова, Пронина, Мелихова, Паршина, Крыгина, Прибыткова, Кондратова, Чапцева, Тимохина, Железникова, Никулина и другие. А у казака Меркулова в плен тогда было захвачено 3 детей. Судьба пленных тогда была незавидной. Кого-то спустя какое-то время выкупали или обменивали, а кто-то так и оставался на всю жизнь среди чужих гор или более того, оканчивал свой век где-нибудь на турецкой земле.

Дети в станице взрослели тогда рано, быстро приучались мастерски ездить на коне и владеть винтовкой и шашкой. Еще бы, ведь любая нерадивость могла стоить жизни. Кроме того, надо было с ранних лет помогать по хозяйству, ведь отцы на военной службе отсутствовали месяцами. Но на первом плане стояло овладение казачьей наукой, от нее тогда многое зависело. Вот еще один эпизод из той беспокойной пограничной жизни. В феврале 1834 г. неслужащие еще казаки Семен Горбушин, Емельян Буланкин и 15-летний Иван Буланкин смотрели за скотом, пасшемся в лесу на берегу Кубани. Неожиданно на них напали 10 горцев и захватили в плен. Семен Горбушин и Емельян Буланкин были посажены на коней и в сопровождении двух горцев отправлены за Кубань. Отъехав от реки верст 30, Семен и Емельян неожиданно обезоружили своих конвоиров. Захватив оружие и 4 лошадей, молодые казаки благополучно вернулись домой.

Окрестности станицы в то время были далеко не безопасны. Кубанский историк Ф. А. Щербина приводит интересный и в то же время весьма типичный случай пограничной жизни линейных казаков. "В марте 1829 г. возле станицы Григориполисской произошла схватка казака с черкесом, один на один… Утром 21 марта, после того, как секрет из 5 казаков, находившийся ночью за Кубанью, возвращался обратно в Григориполисскую, один из казаков секрета, испросивши разрешения поохотиться за зверем, отправился в ближайший примыкавший к Кубани лес. Взявши топор и ружье, он углубился в чащу. Из-за деревьев казак заметил на одной из полян человека, ведущего лошадь. Принявши его за казака, он направился к нему, но это был черкес, который, севши на лошадь и, подскакавши к казаку на 30 саженей, выстрелил в него из ружья. Казак ответил также выстрелом, но оба промахнулись. Чтобы обеспечить себе более выгодное положение сравнительно с конным горцем, казак поспешил в лес, но и черкес, слезши с лошади и, обнаживши шашку, направился туда же. С налета горец ранил казака шашкой в лицо. Казак набросился на черкеса с топором. Завязалась отчаянная борьба. Казак смял под себя черкеса, но черкес в лежачем положении успел проколоть кинжалом казаку живот и отрубить одно ухо. Казак, улучшивши удобный момент, разрубил черкесу топором череп. Но и сам так ослабел от ран, что не мог двигаться. Товарищи отнесли казака в станицу. И он впоследствии вылечился… Когда этот случай был доведен до главнокомандующего кавказским корпусом графа Паскевича-Эриванского, то последний наградил казака орденом Георгия IV степени и 100 рублями ассигнациями”…

Помимо тягот пограничной службы и военных походов, Кавказская война приносила в жизнь линейных казаков еще один и подчас драматичный момент – переселение на передовые рубежи. Начиная с 1840 г. эти переселения превратились в ежегодную повинность. До 1840 г. переселения если и случались, то носили единичный характер, как, например, в 1833 г., когда из Григориполисской переселились офицеры Иван Найденов и Смен Потапов с семьями в станицы Расшеватскую и Новоалександровскую, преобразованные из крестьянских селений для того, чтобы быстрее приобщить "новых казаков” к военной службе. В 1840 г. из всех полков правого фланга были взяты партии переселенцев для поселения в станицах Владикавказского полка. Спустя год началось заселение новой Лабинской линии в Закубанье и были устроены 4 первые станицы. Одна из них Вознесенская, устроенная на р. Чамлыке, была заселена в основном казаками Кубанского полка, на поселение в эту станицу было отправлено из полка 170 семей. В числе переселенцев были, конечно же, и григориполисцы, туда, в частности, переселился есаул Михаил Потапов с семьей. Мало кто из казаков изъявил желание отправиться на новые неведомые земли, где жизнь была еще беспокойней, чем на Кубани. Поэтому станичное общество назначало переселенцев в основном по жребию или по приговору. По приговорам общества из станиц в первую очередь высылались, как тогда писали, "люди буйные и сектанты”… Многие казаки составляли рапорта, где буквально умоляли начальство оставить их на старом месте, но эти просьбы частенько оставались неудовлетворенными.

В 1845 г. в низовьях р. Лабы поселились 2 новые станицы Петропавловская и Михайловская, в которые из Кубанского полка назначалось 3 урядничьих и 101 казачья семья. В числе этих переселенцев по жребию был выбран казак ст. Григориполисской Никита Диков, который не желал переселяться. В рапорте, поданном начальству, Диков просил об оставлении его в станице, т. к. он имеет престарелых отца и мать и 3-х дочерей, младшей из которых 8 месяцев. Однако вполне могло статься, что просьба казака так и осталась неуслышанной.

Переселения были наиболее тяжелым испытанием для линейных казаков. Рассказ историка А. Д. Ламонова даже спустя многие годы передает драматическую атмосферу, которая складывалась в станицах в период переселения.

"Среди сбора станичного общества поставлен стол, на нем список, шапка и жребий. Последний – бумажный квадратик в вершок, свернутый в трубочку, на некоторых надпись "переселение”, остальные – чистые… Начинается. "Такой-то”, - вызывает писарь, вызванный со страхом подходит к столу, затем направляет свою руку к шапке, мальчик в это время встряхивает ее, вынув жребий, подает его начальнику станицы, который развернув, объявляет – "белый”, показывает жребий судьям и сбору. С облегченным сердцем бравший жребий отходит на свое место, но радоваться этому не спешит, потому что к той же шапке должны подойти сын, зять или брат. Совсем не наблюдалось над тем, которому объявлено "переселение”. Это роковое слово вводило его в столбняк на 2-3 минуты. Опущенная голова, едва слышные слова:: "Пропали дети, пропало хозяйство, все пропало”… С такими мыслями идет домой известить свою семью и в доме, за стенами, потопить свое горе в потоке слез”…

…Прощай, любезная станица,

И вы, предобрые друзья,

Благословите отец, мать родные,

Быть может, на смерть иду я…

В 1846 г. из станицы на Сунжу, например, было отправлено 5 семей, в следующем 1847 г. туда же из станицы переселилось 9 семей. В 60-е годы, когда началось заселение предгорий Западного Кавказа, из кубанских станиц опять потребовались переселенцы. Так, в станицу Преградную, устроенную на р. Урупе, из Григориполисской по жребию было переселено 4 семьи. В 1862 г. из Григориполисской выселились по собственному желанию семьи сотника Куликова и хорунжего Иноземцева в новые станицы Ханскую (на р. Белой) и Махошевскую (на р. Фарс), в 1863 г. в станицу Ханскую, согласно приговору общества, были отправлены еще семьи Никитина, Сосова, Филимонова, Калугина, Ткачева, Овершина и др.

Немало пришлось перенести станице, начиная с момента поселения и вплоть до окончания войны на Западном Кавказе. Помимо военных забот и тревог, приходилось еще и добывать хлеб насущный тяжелым ежедневным трудом. И здесь природа не всегда была благосклонна к казакам. Эпидемии чумы и холеры, неурожаи, падежи скота – все это приходилось преодолевать жителям станицы. Особенно памятным для григориполисцев оказался 1833 г., когда в результате страшной засухи в станицах линии начался голод. В рапорте командира Кубанского полка подполковника Ускова наказному атаману линейного войска генералу Верзилину говорилось, что в станице Григориполисской 150 семей "совершенно не имеют к пропитанию хлеба"”.. Цены на хлеб в этот период оказались баснословными и, как отмечали современники, "многие казаки, почитавшие священной обязанностью строго соблюдать посты, решились употреблять скоромную пищу”…

Несмотря на все испытания, население станицы в первой половине XIX века постепенно возрастало. В 1828 г. в станице насчитывался 241 дом, на службе от станицы состояло 9 обер-офицеров, 11 урядников и 284 казака. Если в 1816 г. население станицы составляло 1413 душ обоего пола, то в 1852 г. оно уже равнялось 3390 душам. Постепенно росло и благосостояние жителей станицы. Если в 1830 г. Григориполисская имела доход только лишь от собственного питейного дома, то уже в 1839 г. в станице имелось 5 лавок, 11 водяных мельниц, 1 конный завод, принадлежавший есаулу Ступникову. В станице проживало 1622 казака и 7 офицеров, есаул Ступников, сотники Филимонов, Ступников и Иноземцев, хорунжие Потапов, Ступников и Шведов. На действительной военной службе от станицы находилось 7 офицеров, 13 урядников и 282 казака, а 2 казака несли службу в Санкт-Петербурге, находясь в конвое его Императорского Величества.

Хозяйства казаков различались между собой. Казак Карп Сосов, например, держал 4 свиньи, 1 теленка, 3 коровы, 2 лошади, 2 вола. У Данилы Прибыткова имелось в хозяйстве 4 свиньи, 15 овец, 4 теленка, 8 коров и 4 вола. А у есаула Агапа Ступникова в хозяйстве находились 5 свиней, 20 овец, 4 теленка, 7 коров, 6 волов и 4 лошади.

Земледелие, скотоводство, рыболовство были традиционными занятиями казаков, хотя в 40-50-е годы прошлого века в Григориполисской приказами сверху пытались заставить жителей разводить шелковичного червя, но тщетно, это ремесло не привелось, зато в станице появилось великое множество тутовых деревьев.

Вскоре после поселения Григориполисской, жители ее стали заводить хутора неподалеку от станицы, облюбовав для этого места на небольших речках Терноватой и Камышевахе. Скот зачастую отгонялся подальше от станицы на р. Расшеватку и Егорлык. В 1839 г. от станицы значилось 4 хутора, на которых жили семьи казаков Никулина, Зотова, Аксенова, Новикова, Орешкина, Гурова, Паршина, Орловского, Чапцева, Котлова, Ерохина и других.

В 1860 г. в станице насчитывалось 495 дворов, проживало 4046 душ обоего пола казачьего населения и 74 души иногородних. На службе находилось 2 офицера и 504 казака. В станице имелось правление, станичная школа, 2 сотенных канцелярии, почтовая общественная станция, деревянная церковь, старообрядческий молитвенный дом, 2 хлебных запасных магазина, питейный дом. От Григориполисской значились хутора Терновый (Керамик), на котором проживало 259 душ обоего пола, Чапцев – 165 душ и Камышеватский – 98 душ.

В 1816 году казаки воздвигли в Григориполисской деревянную церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы, с железной крышей колокольней, каменной оградой. Позднее, в 1859 г., при церкви была построена каменная сторожка для крещения.

Среди донских казаков, поселенных в 1794 г. при Григориполисском редуте, оказалось немало последователей старой веры. Конечно, их было не столько, сколько в соседних Кавказской и Прочноокопской станицах, но тем не менее старообрядцы существовали в Григориполисской вплоть до XX века. В 1834 г. в станице проживало, кроме православных, 150 душ обоего пола раскольников, приемлющих священство, 11 душ не приемлющих священство и поклонявшихся святым иконам (поморская секта), кроме того, проживало 18 душ духоборов. К числу староверов принадлежали казачьи семьи Мелиховых, Чуприковых, Железниковых, Калиничевых, Буланкиных, Хрестининых, Никулиных, Тафинцовых, Зотовых, Ступниковых и другие. Большинства населения они не составляли, но тем не менее в станичной жизни вес имели. В 1846 г. на 3315 душ обоего пола православных приходилось 198 душ раскольников, 14 душ приверженцев поморской секты и 16 духоборов. В доме казака Филимона Головина находился старообрядческий молитвенный дом. Бывали случаи, когда православные жители станицы, как писали тогда "совращались в раскол”. Так, например, в 1844 г. из православия в раскол перешли урядники Кучеров и Никулин, а также казаки Тафинцов, Калиничев, Соколов, Павлов. Позднее к раскольникам и духоборам в станице прибавились и хлысты.

В начале 60-х гг. XX века из станицы были сосланы в Сибирь братья Иван и Василий Свечинские, усиленно распространявшие хлыстовщину. Однако даже после их ссылки в станице остались приверженцы этого сектантского течения. Один из них, Кузьма Тамахин, будучи наиболее ярым последователем хлыстовщины, был, согласно приговору общества, выслан в 1863 г. на жительство в станицу Ханскую.

В 50-х гг. XIX века в Григориполисской была открыта школа. Но число учащихся в течение многих лет было невелико. В 1867 г., например, в школе обучалось всего 36 учеников, а в 1870 г. их стало 40. Обучением занималось всего 2 учителя.

Григориполисская занимала выгодное месторасположение для занятия торговлей. Рядом проходили дороги на Ставрополь и Екатеринодар, по соседству располагался Прочный Окоп, где был центр меновой торговли с горцами. Поэтому, как только возникло в Линейном войске торговое общество казаков, то несколько жителей станицы вступило в него. В 1860 г. в торговом обществе от станицы Григориполисской состояли следующие казаки: Ефим Шишкин, Алексей Зотов, Андрей Ляпин, Федор Буланкин, Алексей Ляпин, Данила Богачев, Федор Зотов. А Емельян Цырульников в 1862-1863 гг. был даже в числе доверенных к кандидатам, служившим по выборам в торговом обществе Кубанского казачьего войска.

В конце XIX- начале XX вв. бурное экономическое развитие поставит Григориполисскую в один ряд с самыми мощными станицами Кубани (в 1917 году население Григориполисской составляло почти 20 тыс. человек). Об этом можно найти информацию в периодических изданиях того периода.